Давным-давно жили двое, затем трое, четверо и так далее.
Чем далее, тем более.
И я жил среди них, где-то очень среди.
Вечный поток приходяще-уходящих всë не иссякал. Жизнь истончалась жизнесточной трубой. Имена текли из левого уха в правое.
Дешëвые моргающие свечи и сырая вода из-под крана освещялись классическими произведениями на ночь. Кто не сходит с ума тот не прав.

---

Говорил по скайпу с верхушки горы вчера. Солнце садилось чуть медленнее батареи в телефоне. Ночной лес похож на начало сна - общие очертания объектов вблизи, затем всё расплывается. Открыты ли были мои глаза? Ну, если дошёл, то да, стало быть ступени действительно вели вниз.
Никогда ещё не встречал новый год в этой квартире. Оказалось, что в храме по соседству звонят в колокол, вот эти размеренные буууум-буууумы, под которые люди стекаются на хацумодэ. Сперва в туалете, из вентиляционной решётки, затем из-за окна над кроватью, пока засыпал, доносился звон.
Жутчайше не хотелось вставать и куда-то идти, двигаться, жить. Утренний город пустой и светлый, как хорошие воспоминания. Бросил монетку, побренчал колокольчиком, выпил чарку и вытянул бумажку с судьбой на этот год. Что-то про птицу в клетке.
По дороге с горы наткнулся ещё на чей-то мусор, и заметил за собой желание подобрать - вот ведь чувство принадлежности к месту.

---

Еду домой после двух недель путешествий с отцом.
Как поменялись наши роли в чужой для него стране!
Показывал ему, к примеру, где шампунь, а где - мыло. Или как пользоваться туалетом. Двери в лифт держать. Говорить 'спасибо', пользоваться палочками для еды.
Где-то через неделю мы устали и начали активно скучать по рутинам, каждый - по своей, но до последнего было интересно вместе находить путь к следующей точке.
Через 10 минут после того, как отца поглотили ворота досмотра, накрыло - следующего плана встречи у нас пока нет.

---

Забыл рис в рисоварке кажется в воскресенье. Обнаружил утром в четверг. Ссохшийся и кажется ставший резиной рис смотрел со дна рисоварки укоризненно, вызывая в воображении долгие часы терпеливого угасания. И не пах ведь, то есть мог бы остаться там намного дольше, всё меньше походя на свою изначальную форму. Года, может быть. Ужас, ужас.

---

Письма с Окинавы всё же теплее многих остальных писем, да ещё от людей со знаком "тёплый" в имени.

---

Осень наступила, огласив своё присутствие хлопками фейерверков зябким воскресным утром. Осень свернулась у меня в ногах ледяным клубком, и я проснулся с простудой уже созревшей в кажущимся тесным горле. Рассеянный облаками свет слепит в полумраке комнаты. Пора выйти на улицу и поздороваться.

---

Осень циклична как никогда в этом году - заметила большая мама богомол, переходя залитую солнцем полосу асфальта. Необыкновенно много кузнечиков - добавила, мешая прозрачный воздух передними конечностями.
Соглашаюсь, отодвигая камеру встроенную в телефон на пару сантиметров - фокус ни к чёрту. Коричневый кузнец на прошлой неделе, помнится, сетовал на непомерное количество богомолов. Вот бы их друг с дружкой встретить.

А, а второй осенний визит был про театр эротического танца. Третий - про похороны.

---

Сентябрьские визиты.

Визит первый, отделение интенсивной терапии.

Визит первый, отделение интенсивной терапии.
Медицинский факультет университета Хиросимы, в отличие от остальных факультетов, находится в пределах города. Занимает целый район. Ещё до того, как становятся видны белые параллелепипеды зданий, в глаза бросаются разнообразно оформленные вывески с одним и тем же знаком - аптека. В Японии в больницах, если не стационар, пациентам лекарства не выдают - только выписывают. Отсюда несметное количество прилегающих аптек.
Мы приехали посреди рабочего дня, потому что время визитов в отделение интенсивной терапии ограничено. Как всегда в таких случаях, приехали рано, и остались ждать на первом этаже меж рядов скамеек установленных напротив огромных экранов. Пожилые люди то ли выделяются после студенческого городка, откуда мы прибыли, то ли их действительно большинство.
Наконец время, нас затягивает в лифт, который пребывает на третий этаж. Ватанабе-сан не видно, и мы заходим в “дневную комнату” - помещение со столами, стульями, торговыми автоматами, микроволновкой и раковиной с зеркалом. Как всегда в больницах, время почти остановилось, но здесь хотя бы можно провести пару субъективных вечностей с удобствами. Телефон Тэрагами-сан начинает звонить, что-то не так, посещение смещается на четверть часа. Ждём.
Наконец можно, в коридоре встречает Ватанабе-сан, жена пациента. Они познакомились ещё в университете, в кружке создателей игр, затем работали в одном офисе. Сейчас под глазами Ватанабэ-сан пересохшие русла, и она уверенно ведёт нас через зону дезинфекции внутрь.
Отделение интенсивной терапии бурлит активностью и, с палатами без дверей и стеклянными стенами, чем-то напоминает музей. Наш “экспонат” представляет картину древнюю, как само время - больной, лежащий в постели. Прогресс, конечно, добавил деталей: массивные аппараты, экраны которых мерцают данными пациента; пронзительное электронное эхо сердцебиения; сам пациент в сплетении проводов и трубок. Рядом с постелью стоит пожилой мужчина в маске, скорее всего отец.
Тут стоит сделать небольшое отступление. Имя больного - Танда-сан, и мы не то чтобы хорошо друг друга знали. Говорили сколько-нибудь долго разве что во время корпоративов, уроков английского да во время недельной командировки в Америку. Однако же это долговязая фигура маячила перед глазами на протяжении трёх с половиной лет, да и случившиеся беседы были вовсе неплохи. С месяц назад он внезапно слёг от вполне обыденного вируса. За два дня до визита в отделение Ватанабе-сан, глотая слёзы, сообщила собравшимся вдоль стен зала заседаний коллегам, то есть нам, что состояние критическое, мозг повреждён, и сердце слабеет. Что врачи рекомендуют отключить систему жизнеобеспечения, и время прощаться.
Разумеется, у каждого свои ритуалы. Танда-сан как-то порекомендовал мне забегаловку под названием “Тамаго”, но сходить туда или не получалось, или забегаловка была закрыта. За день до визита наконец дошёл и заказал тамошнее “специальное блюдо” - окономияки под яйцом. Было вкусно, с оттенком неизбежности.
О чём я и поведал в пустоту над головой больного, в открытых и наполовину закатанных глазах которого отражался лампочных свет.
Тэрагами-сан ещё немного поплакала перед кроватью, затем мы попрощались и покинули здание больницы. На выходе полненькая медсестра, улыбаясь, укачивала младенца.

---

Потерял ключ от велосипеда где-то между развалюшным грузовичком и усыпанным крошечными лягушками полем.
Пошёл утром первым делом с запасным ключом до станции. Птицы ждали до последнего, прежде чем шарахнуться с пути, по которому лениво ползли слизни, и из ниоткуда в никуда двигались увлечённые здоровым образом жизни люди в спортивных одеждах.
Обратный путь на колёсах был куда проще и пролегал вдоль реки, чьи берега приводили в порядок жители окрестностей, так что воздух пах срезанной травой что пахла арбузами.
Замкнув круг, завернул во французскую булочную (водитель грузовичка тоже был француз Гур Ван). Расплескал треть чернющего кофе по деревянному столу снаружи; солнце с жадностью высушило горько пахнущую лужицу и засияло, кажется, ещё нестерпимее.
Утро переходило в день.

---

Пару дней назад решил, что в пятницу отправлюсь искать счастье в инсектариум.

И оно там есть.
То есть накрыло ещё на пути в Хиросиму: электричка балансировала на обрывистом склоне, уходящем в крошечную долину меж зеленющих гор, окна осыпала солнечными зайчиками протекающая в долине река. Солнце стояло где-то позади и немного слева, так что предметы виделись на предельной яркости, но свет не слепил глаза. Радость от ощущение присутствия здесь и сейчас словно вода заполнила тело, приняла его форму; простое шевеление пальцами отдавалась в голове приятной зыбью.

Автобус местного назначения у станции нашёлся почти сразу, и в нём практически никого не было. Пара-тройка пожилых людей, не спешащих по своим пожилым делам, да водитель с севшим голосом исцарапанной граммофонной пластинки. Полчаса всё более и более деревенских видов за окнами и пора выходить. До парка, где находится инсектариум, ещё порядочно, но автобусы туда не ходят.

Забираюсь на гору, где должен быть парк. Где-то на полпути натыкаюсь на очень аккуратно организованную свалку. Напротив свалки две легковые машины с зелёно-бурым налётом, забитые по самую крышу мусором. На обочине - чёрный ботинок с белыми полосками.

Замечаю шикарную гусеницу на дереве, подхожу поближе. Пара диких оленей, до этого момента изображавших гиперреалистичные изваяния, устремляется в лес, сверкая белыми пятнами между ветвей.

Наконец-то парк. Ворот для пешеходов не предусмотрено, пролажу под шлагбаумом с табличкой “грузовые машины”. Мимо парковки, через поляну, к спуску с деревянными ступенями. У верхней ступени тушка крота, первооткрытая красным муравьём. Переворачиваю тушку с помощью веточки, отмечаю лапы-лопаты и удлинённый нос.

Спуск приводит к мосту с перекладинами в виде брёвен, с неплохим расстоянием между оными. Разумеется, по обеим сторонам верёвочные перила, и под мостом натянута страховочная сеть, но наслаждаться бездной это не особо мешает.

Плитки с изображением стрекозы и божьей коровки, статуя жука-носорога и металлические бабочки, застывшие у надписи 昆虫館 подсказывают, что инсектариум неподалёку. Автомат заглатывает купюру с автором произведения “Я - кот”, выплёвывает монетки и, после недовольного бурчания, входной билет. Следую вовнутрь.

Попадаю в зал с десятком низких столов, на каждом по три прозрачных сосуда с растениями и перфорированной крышкой. На растениях - гусеницы, где-то одна-две, а где-то сплошным слоем. У сосудов карточки с информацией и фотографиями будущих бабочек. Ну, не все гусеницы - гусеницы, есть например личинки жука-носорога. Не слишком ядовитые экземпляры можно подержать на ладони, прикидываясь теплокровным растением.

Из гусеничного царства выходит коридор, полный насекомых самых чудесатых форматов (особенно впечатлили богомолы, всё до единого облюбовавшие потолки своих террариумов, эдакие люстры Гигера). Если верить сайту, всего представлено более 50 видов, местных и не только. Коридор внезапно темнеет, и террариумы с ночными обитателями заполняет красноватый сумрак. Нажатием кнопки можно ненадолго высветить, к примеру, сотни мельтешащих конечностей глянцевитой гигантской многоножки.

Из полумрака коридора попадаю в заполненный солнечным светом павильон, где воздух дрожит от взмахов сотен красочных крыльев. В глаза по крайней мере дрожит совершенно наверняка. Взрослые посетители двигаются медленно, стараясь не тревожить обтекающую их реку порхающих насекомых. Дети стараются этих насекомых сцапать, но, к счастью, у них не особо получается.

Покидаю павильон и инсектариум; следуя указателям вдоль тропинок, обхожу кусок парка. Игровые площадки, изрытый пещерами каменный холм, нехитрая деревянная сцена, где выступает а капелла хор. Все посетители - в составе семей, или по крайней мере пожилые супруги в составе друг дружки.

Напоследок решаю забраться на смотровую площадку с помощью олдового монорельса, словно вышедшего из фильмов про Индиану Джонса. Монорельсом заправляют двое джентльменов почтенного возраста, скорее всего волонтёры. Тот, что остаётся внизу, не перестаёт говорить; он принёс деревянные блоки на радость ожидающим своей очереди малышам. Один малыш умудряется сложить башню используя все блоки - минута триумфа, но его мама как раз куда-то отлучилась, а папы (сегодня?) нет.

Смотровая площадка выстроена из скрипучего серого дерева, и если положить руки на перила, то ясно ощущаются вибрации от ветра, словно площадка вот-вот отчалит куда-то за облака. Под ногами - долина с крошечной автобусной остановкой, зажатая между несколькими горам. Справа вдалеке - синь моря, исполосованного стальными небоскрёбами города.

С площадки вниз ведёт безлюдная тропа, где на солнце греются ящерицы. Проникнувшись их беззаботным обычаем, укладываюсь на плоский камень, выступающий несколько над обрывом. Получается прямо как в горах возле Малых Арбатов. Удивительно, как такое количество времени и телодвижений приводят в итоге в то же самое место.

Выходя из ворот парка, встречаю подымающегося пешком дедушку - ощущение уникальности своего пути рассыпается в прах. Дедушка улыбается и делится мнением, что сегодня жарковато. Уже почти у самой автобусной остановки взгляд забредает в канаву, где микроволны разбиваются о чёрный ботинок с белыми полосками.

---

Когда-то я впервые зашёл в местный супермаркет и купил уксус, думая что это растительное масло, и чуть позже на кухне общежития засвидетельствовал, что бывает когда уксус встречается с раскалённой поверхностью сковородки.

Более четырёх лет спустя, в том же супермаркете (где недавно установили кассы самообслуживания, у каждой кассы - голос какого-нибудь животного) молодая женщина южно-азиатской наружности приблизилась ко мне с бутылкой уксуса в руках.

- Excuse me, is this cooking oil?

В ту же секунду её будущее развернулось в меня в голове, как несминаемый пластиковый пакет, и ощущение близости к такому же человеческому существу разлилась тёплой волной по лицу. Указав на полки с маслом, я отправился к кассам. Обычным, ибо самообслуживание пока не поддерживает бонусные купоны.

---

Мой отец, как оказалось, весьма педантичен в отношении приготовления чая. Столько-то заварки на столько-то воды и ни минуты раньше положенного времени.
А китаянка Ронг, к примеру, совершенно подобным не тревожится:”В родительском доме в кружках всегда чайные листья. Холодная ли вода, горячая ли, сегодняшнего для или вчерашнего - это всё чай”.

Поменял код на двери в квартиру. Неделю назад почти. Ни разу с тех пор не смог попасть домой без проволочек. Вбивая старую комбинацию и получая возмущённый писк, стыдливо улыбаюсь дверной ручке, обещаю себе менять такие вещи почаще.

Слетал домой. Было сперва очень страшно, особенно во время проверки документов в аэропорту и затем ночью полицией в маршрутном автобусе, а потом очень легко от осознания того, что слетать домой - на самом деле запросто.
Родители сильно постарели, что особенно заметно после инвентаризации фотоальбомов и записей с кассетной ещё видеокамеры. Утешает разве что собственная конечность.
Побродить по России особо не получилось, везде-то меня сопровождал сперва старший брат (к голосу которого было удивительно заново привыкать), затем - родители. Но уж аэропортов я насмотрелся надолго. Особенно развлёк ларёк “Крошка-картошка” в Шереметьево, где южной внешности тип пытался приобрести кипятку для лапши быстрого приготовления, а неюжной внешности тип - стрельнуть зарядку для мобильника.
Чуть позже пожилой мужчина в шубе просил сколько не жалко на билет, который оказался свыше финансовых возможностей.
Ещё через 11 где-то часов я сидел на полу в Чибе и слушал про похождения Венесуэльской поданной в Токио - и краска заливала мне лицо.

Петербург моего брата - это спальные районы, полные алкогольно-зависимых людей с жизненными обстоятельствами, и трескучий центр, до которого каждый раз нужно мучительно добираться и не менее мучительно оттуда выуживаться ближе к вечеру. В центре красиво. Везде царит шаурма, или это особенность маршрутов, проложенных братом.

Вот кстати история про брата и баню. Стоит где-то в Сибири деревянный брусчатый дом с архетипичной баней. У порога - две занесённые снегом гигантские лайки, свернувшиеся в коллективный клубок. Внутри - диско-шар и русская поп-музыка, вот этот вот калейдоскоп разноцветных пятен света по дереву стен. Отец, я и брат уже сидим в бане, уже порядком разогретые, и мне уже плоховато. Брат встаёт поддать пару, возвращается на место, садится. Полка не выдерживает, брат устремляется вниз, подлая гравитация тянет меня за ним, отца - за мной. Все живы, зато теперь есть внушительного вида рана на левом плече, обещающая со временем перейти в не менее внушительный шрам. Брат - всё же человек тяжёлый в смыслах более, чем одном.

---

Каждый день я прихожу домой обедать. Почти каждый, ибо по четвергам мы с Мастером Мо идём куда-нибудь ещё.
Приходя домой, я скидываю в дикой спешке пиджак, натягиваю кальсоны, ставлю стакан воды в микроволновую печь и бросаюсь мыть руки.
12:12 - лучшее время, которого мне удавалось когда-либо достичь. В 12:12 заварен чай, и выуженная из комбини/приготовленная заранее еда расставлена на столе. Можно забыть обо всём до 12:40. 28 минут забвения - весьма роскошно в середине рабочих будней.

После я вновь облачаюсь в пиджак, рассовываю бэйдж-бумажник-телефон-ключи по карманам, выхожу на лестничную площадку, вид с которой изменяется с утра положенным образом. Делаю три-четыре быстрых вздоха, задерживаю взгляд на горах или деревьях, и начинаю погружение.

@музыка: Hot Chip - Keep Fallin'

---

В минувшее воскресенье я планировал отправиться в префектурную столицу и истратить Очень Много Денег, потому что так всегда получается, когда посещаешь оную (да и любую другую) столицу. Так вот, воскресным утром, лёжа в постели и дожидаясь звуков будильника, который в последние года всегда просыпается ровно на 20 минут позднее меня, я услышал лопающийся звук откуда-то сильно далеко сверху. Потом оттуда же Хлынуло.
Позже на сайте погоды показывали 16мм, а в то время было отчётливо видно, как стоящие рядышком горы в считанные секунды набухли, почернели, затем побелели, превратились в облака и обрушились туманным цунами прямо на улицы.
Пока вода остервенело хлестала в окна, за которыми жалобно курлыкали охуевающие голуби, я спустил ноги на ковёр, пошевелил пальцами, и принял Решение. Нет, поезда и в такую погоду ходят, хотя кое-как и едва-едва. Но причины и поводы самой поездки уже растаяли в полной звуков стихии голове, как шипучая таблетка в стакане воды.
Так и не вспомнив, зачем же мне надо было ехать, я остался дома читать “Жизнь без Карло” и поигрывать в MGS4.

Оказалось, что три четверти книги я уже прочитал в живом журнале автора, но это не сильно страшно, ибо книжка хорошая и перечитывать не жалко. Вот что и журнал, и автор уже неживые - вот это вот несколько усложняло чтение. Не знаю почему. Налёт вечности какой-то возник, ранее не чувствовавшийся. Жив ли ещё собака Степан? А кто его знает.

---

Попытки привенсти что-то хорошее в свою жизнь увенчались:
а) огромным арбузом в холодильнике (пришлось вытащить полочку)
б) пятиминутным разговором по телефону
б) билетами во Вьетнам

---

На улице стоит страшная жара
Но я буду танцевать буги-вуги до утра
(с) "Площадь Ногина"

Но я буду прятаться в умеренно охлаждённой комнате; задрав голову совсем чуть-чуть можно узнать фирму-изготовителя кондиционера. Спасибо, Panasonic, за мой счастливый август.
"Счастливый" как в "не очень богатый на события", или даже мысли. Люди с мыслями прекрасны. Разговаривал давеча с Беном, который извлекает разнообразные занимательные мысли у себя из головы как кроликов из шляпы. С другой стороны, у него довольно мало обязательств перед миром, что всегда даёт превосходную почву для роения мыслей, впрочем, совершенно не обязательно занимательных. С третьей стороны, мастерство и [кажущаяся?] лёгкость, с которой Бен может поддерживать беседу обо всём подряд на протяжении, скажем, всего вечера с перекосом в ночь, даёт повод усомниться в его искренней заинтересованности в процессе. Опять же, Бен несколькими вёснами старше [ближе к 40?], и возможно он просто занимался этим слишком долго.

Поток холодного воздуха щекочет верхушку шевелюры, и содержимое электронного письма не явившейся на рабочее место в одно раскалённое утро коллеги выплывает из мутной воды что есть "недавнее прошлое". В больнице ей поставили диагноз "пневмония", и всю следующую неделю велели оставаться дома, вероятно так же под струями кондиционерной прохлады. Надеюсь, она скоро поправится.

---

Боже, сколько дождя
Он шумит у меня в голове твоими листьями
Снаружи, словно приклеенное к раме окна с помехами,
Меркнет всё.

---

Суицидальная лягуха выходит на дорогу как на сцену, освещённую софитом велосипедного фонарика.
Долю секунды сидит, словно в нерешительности, и прыгает под колёса.
Возможно, в реке лягуху достали сородичи, или же настойчивые сектанты наобещали ей всех комаров в жизни за велосипедными спицами.
Или она набралась веществ, проигнорировав вездесущее don't drink & jump.
Знаю только, что она погибнет не под колёсами моего велосипеда, и быть может даже сумеет пересечь дорогу, как в той игрушке для Атари.

---

Перед своим безвременным окукливанием в Офисную Даму, Лаура привезла из Аргентины калебас, бамбилью и собственно матэ.
Оказывается, существует целый ритуал группового потребления воспетого Кортасаром напитка - слова удачно дополняют название утвари, выстраиваясь в ряд: себадор, матэ дэль сонсо, ронда, грасиас.
Если группы в данный конкретный вечер под рукой не оказалось, то можно, конечно, потребить индивидуально, однако сие чревато ломотой в затылке или/и бессонной ночью.
Чем сегодня и занимаюсь под lia nadja.

---

Время после одиннадцати, преступное время для любых активностей, кроме подготовки ко сну и последующего погружения под одеяло.
Так романтично жить авторитарным само-государством.
Инстанции того же государства постановили сегодня крутить педали до далёкого водяного резервуара одетым не по погоде.
А ведь сегодня проходил тайфун, очень спешил, оставляя холодные ветра и повисшие в воздухе невидимые лужи.
Когда-нибудь я себя свергну и установлю в себе утопию, а пока, кажется, придётся-таки укладываться.