Я хотел написать про то, каково утром лежать на дне океана, когда дыхательные трубки внутри вытягиваются на многие километры, и воздух идёт от поверхности до лёгких почти вечность.
Стиснутое давлением телом не отвечает на сигналы, раздаются тревожные трели морской свинки, и даёшь себе зарок: "Через четыре звонка я встану".
Кокетливо сжатые губы на вене, одна пара и вторая.
Но это бы означало продираться сквозь колючие кусты разлохмаченной памяти к нечёткому миражу происходившего тогда, светить на него электрически-рассудочным прожектором и обнаруживать ещё одного ламантина вместо русалки (ламантины, кстати, симпатичнее).
Не лучше было бы описать ощущение стремительного спуска, так часто присутствующее на праздниках? Каждая выходка призвана увеличить угол, с которым вся весёлая тусовка катится к чертям. Тормозить, разумеется, скучно и бессмысленно. Восхитительно и бессмысленно добавлять скорости. Наконец, праздник останавливается сам, до чертей ещё парсеки изнурительного веселья. Время собственной смерти, обыкновенно осенним солнцем витающее в облаках, сближается с окружающей здание ночью. Разбив последние стеклянные вещи, люди группками уходят в неё, чтобы уже никуда никогда не прийти.